Путники спустились с холма; с востока он был пологим и плавно закруглялся, превращаясь в склон следующей возвышенности – небольшого курганчика, за которым виднелся еще один и еще. Увалы эти становились все ниже и ниже, но не исчезали совсем; простиравшаяся за ними степь только с высоты казалась ровной, как стол, и покрытой одной лишь травой. При ближайшем рассмотрении тут хватало и холмиков, и холмов, и невысоких скал да заросших кустарником оврагов; встречались и лесистые участки, но золотых дурманных деревьев, к счастью, больше не попадалось.
Зато здесь были животные – такие же упитанные глупыши, как в лесу, и звери покрупнее, напоминавшие африканских антилоп с саблевидными рогами, оленей и сайгаков. Скиф уже предвкушал богатую охоту, но не успели путники отшагать и километра, как выяснилось, что зверье здесь бегает быстро и палкой да коротким клинком его не достанешь.
Джамаль пробормотал какое-то грузинское ругательство.
– Что?
– Дурные головы у нас, вот что! Сняли бы в лесу рубахи, набили орехами… Пора кушать, а кушать нечего!
– Как бы нас самих не съели. – Скиф с тревогой огляделся по сторонам. – Степь широка, людей не видно, а олешки пуганые. Похоже, кто-то их тут гоняет, Джамаль.
– Гоняет? Ну пусть гоняет, дорогой, мешать не будем Мы-то не олени!
– Попробуй объяснить это волкам.
Теперь Скиф уже жалел, что они не задержались в кедровнике, таком безопасном и сытном. Хотя бы еще на день! Дня хватило бы, чтоб выстругать лук и несколько стрел; возможно, удалось бы найти и подходящие для наконечников каменные осколки.
Несмотря на прозвище, которым его удостоил Сарагоса, Скиф чувствовал себя в степи неуютно. На Земле еще оставались лесные дебри, дикие или полудикие – джунгли, сельва, тайга, в которой ему случалось бывать; оставались и пустыни, и тундра, и безлюдные горы, и топкие болота – не было лишь дикой степи. Той самой необъятной степи, где кочевали скифы и сарматы, по которой прокатились полчища Аттилы и Чингисхана; той степи, от которой Русь отгораживалась засеками, а Китай – исполинской стеной. Теперь вся она была перекопана и засеяна, пущена под пастбища, опутана дорогами и линиями энергопередачи и больше не воспринималась как степь – просто стала местом, где живут люди. И потому Скиф, повидавший всякое за шесть своих спецназовских лет, мог думать о себе как о человеке гор или леса, но не степи. Степь – такую, как эта, беспредельную и широкую, совсем не похожую на распаханные приазовские равнины, где довелось ему рыться в скифских курганах, – он видел впервые; он не знал ни нрава ее, ни характера, ни опасностей, что таились в ее просторах.
Волки… Наверное, тут были волки – быстроногие твари, от которых не скроешься без коня, не отобьешься без лука и стрел… Был бы у него сейчас «шершень»! Магазин на сто двадцать патронов, подствольный гранатомет, лазерный прицел… Но чудо-оружие уже третий день покоилось на дне морском вместе с солидным боезапасом, гранатами, пистолетами и прочим имуществом. И всплывет оно не раньше, чем через месяц, словно по волшебству возвратившись на колени хозяев – в ту самую минуту, когда пользы от него не будет ни на грош.
Скиф скрипнул зубами и остановился – похоже, предчувствие насчет волков его не подвело. Пять или шесть поджарых тварей вдруг вынырнули из ближнего овражка и, безмолвные, как ночные тени, со всех ног припустили к путникам.
Волки? Нет, пожалуй, эти чудища были посерьезней волков. Широкие, словно обрубленные, морды, мощные челюсти, скругленный абрис ушей, пестрые шкуры – коричневые полосы по серому фону… Они напоминали огромных гиен – не тех жалких вонючих созданий, что грызутся над падалью, но грозных бойцов и охотников, способных догнать и прикончить любого зверя в степи. И степь эта принадлежала им – во всяком случае, Скиф не стал бы оспаривать их права без автомата в руках и запасной обоймы в кармане
Но сейчас у него имелись лишь полутораметровая дубинка да короткий клинок – и ни секунды времени, чтобы развести огонь. Оглянувшись, он увидел шагах в тридцати заросли кустов у невысокого холма и, схватив Джамаля за руку, устремился к ним. Хоть тыл будет прикрыт, подумал он на бегу.
Путники вломились в кусты; ветви этих невысоких, по пояс, растений были усеяны острыми шипами, но комбинезоны выдержали первый натиск. Преследовавшая их стая вдруг испустила долгий, протяжный вой, и тут же из оврага возникли еще три зверя. Как бы не сожрали клиента, пронеслось у Скифа в голове. Что там говорил Пал Нилыч? Что он такое советовал? С местными не задирайся и зря не пали? Было бы из чего палить'
Джамаль, сощурив глаза, смотрел на приближавшихся тварей; щека у него нервно подергивалась.
– Эй, дорогой! Собачки-то совсем дикие… Что будем делать?
– Я – рубить. А ты объясни им, что мы не олени.
– Я же серьезно, генацвале!
– Ну, если серьезно, попробуй поджечь эти колючки, пока я с ними разбираюсь. Или хоть ветку запали… Огонь! Нам нужен огонь! Без него пропадем!
Он шагнул вперед, выставив перед собой палку, словно копье. Правда, для копья она была коротковата, зато тяжела и прочна – толщиной в руку и весом килограмма три. От светло-кремовой коры исходил слабый запах, чуть заметный, но все-таки различимый, сейчас он казался Скифу похожим на аромат сандала.
Стая растянулась цепью: в середине – два зверя покрупнее, еще по паре слева и справа; трое отставших пока держались позади в качестве арьергардного прикрытия. «Если кусты им не помеха, – подумал Скиф, – они возьмут нас в кольцо и прикончат за три минуты. Я-то выберусь, раз Харана молчит, а вот Джамаль?.. С ним-то что будет?..»